Он сеял зло без наслажденья...
Он сеял зло без наслажденья.
Нигде искусству своему
Он не встречал сопротивленья —
И зло наскучило ему.
Он сеял зло без наслажденья.
Нигде искусству своему
Он не встречал сопротивленья —
И зло наскучило ему.
Будешь много знать — скоро состаришься.
Это проклятие читающих людей. Нас можно соблазнить хорошей историей в самый неподходящий момент.
Два уха, а рот один, и у того две службы: больше слушай, меньше говори.
О счастье можно говорить минут пять, не больше. Тут ничего не скажешь, кроме того, что ты счастлив. А о несчастье люди рассказывают ночи напролёт.
Не радуйся нашедши, не плачь потерявши.
Сорок — старость молодости; пятьдесят — молодость старости.
Волосы за висок
между пальцев бегут,
как волны, наискосок,
и не видно губ,
оставшихся на берегу,
лица, сомкнутых глаз,
замерших на бегу
против теченья. Раз-
розненный мир черт
нечем соединить.
Ночь напролёт след,
путеводную нить
ищут язык, взор,
подобно борзой,
упираясь в простор,
рассечённый слезой.
Вверх по теченью, вниз —
я. Сомкнутых век
не раскрыв, обернись:
там, по теченью вверх,
что (не труди глаза)
там у твоей реки?
Не то же ли там, что за устьем моей руки?
Мир пятерни. Срез
ночи. И мир ресниц.
Тот и другой без
обозримых границ.
И наши с тобой слова,
помыслы и дела
бесконечны, как два
ангельские крыла.
Если хотите, человек должен быть глубоко несчастен, ибо тогда он будет счастлив. Если же он будет постоянно счастлив, то он тотчас же сделается глубоко несчастлив.
Итак, жизнь продолжается. Она может показаться страшной или прекрасной в зависимости от того, как на неё смотреть.
Счастье всегда прилетает на крыльях, а уходит на костылях.
Почему все дуры такие женщины?
Много говорить и много сказать не есть одно и то же.
Одно из самых удивительных заблуждений — что счастье человека в том, чтобы ничего не делать.
Морщины должны быть только следами прошлых улыбок.
Безгрешными приходим — и грешим,
Весёлыми приходим — и скорбим.
Сжигаем сердце горькими слезами
И сходим в прах, развеяв жизнь как дым.