Вера, которую не разделяет никто, называется шизофренией...
Вера, которую не разделяет никто, называется шизофренией.
Вера, которую не разделяет никто, называется шизофренией.
Никогда не делай долгов; лучше терпи нужду; поверь, она не так ужасна, как кажется, и, во всяком случае, она лучше неизбежности вдруг оказаться бесчестным или прослыть таковым.
Собираясь в житейский путь, полезно захватить с собой огромный запас осторожности и снисходительности; первая предохранит от вреда и потерь, вторая — от споров и ссор.
Боже мой, как все эти люди страдают от умствования, как они встревожены покоем и наслаждением, которое даёт им жизнь, как они неусидчивы, непостоянны, тревожны; зато сама жизнь такая же, как и была, не меняется и остаётся прежней, следуя своим собственным законам.
Я люблю тебя жизнь! Ну а ты меня снова и снова!
В оный день, когда над миром новым
Бог склонял лицо своё, тогда
Солнце останавливали словом,
Словом разрушали города.
И орёл не взмахивал крылами,
Звёзды жались в ужасе к луне,
Если, точно розовое пламя,
Слово проплывало в вышине.
А для низкой жизни были числа,
Как домашний, подъяремный скот,
Потому что все оттенки смысла
Умное число передаёт.
Патриарх седой, себе под руку
Покоривший и добро и зло,
Не решаясь обратиться к звуку,
Тростью на песке чертил число.
Но забыли мы, что осиянно
Только слово средь земных тревог,
И в Евангелии от Иоанна
Сказано, что Слово это — Бог.
Мы ему поставили пределом
Скудные пределы естества.
И, как пчёлы в улье опустелом,
Дурно пахнут мёртвые слова.
Правда невероятнее вымысла, поскольку вымысел должен быть похож на возможное, а правда — нет.
Хотя и сладостен азарт
По сразу двум идти дорогам,
Нельзя одной колодой карт
Играть и с дьяволом и с Богом.
Нет у мира начала, конца ему нет,
Мы уйдём навсегда — ни имён, ни примет.
Этот мир был до нас, и вовеки прибудет,
После нас простоит ещё тысячу лет.
Не продаётся вдохновенье,
Но можно рукопись продать.
Поможет мне чужой — почту его своим;
А отстранится свой — сочту его чужим.
Вручённый другом яд — противоядьем станет;
Подаст завистник мёд — вонзит и жало с ним.
Я понял, что внутри нас всё время происходит противостояние между взрослым человеком, ответственным за свою жизнь, и эгоистичным ребёнком, постоянно требующим удовольствий. Когда это учитываешь, легче принять мудрое решение — чётко различаешь голос зрелости и каприз ребёнка.
Все мы уникальны. Никогда ни у кого не спрашивайте, что правильно, а что неправильно. Жизнь — эксперимент, в ходе которого следует выяснить, что правильно, что неправильно. Иногда, может быть, вы поступите неправильно, но это даст соответствующий опыт, от которого вы тут же получите пользу.
Каждое действие ведёт к немедленному результату. Просто будьте бдительны и наблюдайте. Зрелый человек — тот, кто наблюдал себя и нашёл, что для него правильно и неправильно; что хорошо и что плохо. И благодаря тому, что он нашёл это сам, у него есть огромный авторитет: даже если весь Мир будет говорить что-то другое, для него ничего не изменится. У него есть собственный опыт, на который он может опираться, и этого достаточно.
Я не умею скрывать свои чувства: когда у меня есть причина для печали, я должен быть печальным и ни на чьи шутки не улыбаться; когда я голоден, я должен есть и никого не дожидаться; когда меня ко сну клонит, должен спать, не заботясь ни о чьих делах; когда мне весело, смеяться — и никогда не подделываться под чьё бы то ни было настроение.
Для меня легче, если черви будут есть моё тело, чем если профессора станут грызть мою философию.
Самое лучшее в любви — это заниматься ею.