Если бы человек всегда прислушивался к голосу разума...
Если бы человек всегда прислушивался к голосу разума, с ним никогда не происходило бы ничего интересного.
Если бы человек всегда прислушивался к голосу разума, с ним никогда не происходило бы ничего интересного.
Кто женился на молодой, расплатился сполна: она его никогда не увидит молодым, он её никогда не увидит старой.
Кто просит робко — напросится на отказ.
Благородный муж прям и твёрд, но не упрям.
Кто усовершенствовался, тот не может верить тому, чтобы это усовершенствование кончилось.
Дикари друг друга едят, культурные люди — обманывают, и это называется течением жизни.
Не будь беспечен на распутьях дней
И знай: судьба — разбойника страшней.
Измени отношение к вещам, которые тебя беспокоят, и ты будешь от них в безопасности.
Подвижный, быстрый человек
гордится стройным станом.
Сидящий сиднем целый век
подвержен всем изъянам.
Я даже к мужу твоему привык!..
Весь мир — театр.
В нём женщины, мужчины — все актёры.
У них свои есть выходы, уходы,
И каждый не одну играет роль.
Семь действий в пьесе той. Сперва младенец,
Ревущий громко на руках у мамки...
Потом плаксивый школьник с книжкой сумкой,
С лицом румяным, нехотя, улиткой
Ползущий в школу. А затем любовник,
Вздыхающий, как печь, с балладой грустной
В честь брови милой. А затем солдат,
Чья речь всегда проклятьями полна,
Обросший бородой, как леопард,
Ревнивый к чести, забияка в ссоре,
Готовый славу бренную искать
Хоть в пушечном жерле. Затем судья
С брюшком округлым, где каплун запрятан,
Со строгим взором, стриженой бородкой,
Шаблонных правил и сентенций кладезь,—
Так он играет роль. Шестой же возраст —
Уж это будет тощий Панталоне,
В очках, в туфлях, у пояса — кошель,
В штанах, что с юности берёг, широких
Для ног иссохших; мужественный голос
Сменяется опять дискантом детским:
Пищит, как флейта... А последний акт,
Конец всей этой странной, сложной пьесы —
Второе детство, полузабытьё:
Без глаз, без чувств, без вкуса, без всего.