Научись слушать, и ты сможешь извлечь пользу даже из тех...
Научись слушать, и ты сможешь извлечь пользу даже из тех, кто говорит плохо.
Научись слушать, и ты сможешь извлечь пользу даже из тех, кто говорит плохо.
Бог — это не кумир и не повальный целитель. Это Бог, и к нему неуместно применять обычные наши эмоции.
Если сейчас дела идут плохо, это не значит, что так будет продолжаться всё время.
Желаю Вам море удачи и дачи у моря.
Тревога вечная мне не даёт вздохнуть,
От стонов горестных моя устала грудь.
Зачем пришёл я в мир, раз — без меня ль, со мной ли, —
Всё так же он вершит свой непонятный путь?
Жизнь может дать только одно облегчение — кишечника.
Не стыдись учиться в зрелом возрасте: лучше научиться поздно, чем никогда.
Есть безделья, которые выше трудов,
Как монеты различной валюты.
Есть минуты, которые стоят годов,
И года, что не стоят минуты.
Благородный муж превыше всего почитает долг. Благородный муж, наделённый отвагой, но не ведающий долга, может стать мятежником. Низкий человек, наделённый отвагой, но не ведающий долга, может пуститься в разбой.
Один человек стал публично оскорблять Омара Хайяма:
— Ты безбожник! Ты пьяница! Чуть ли не вор!
В ответ на это Хайям лишь улыбнулся.
Наблюдавший эту сцену разодетый по последней моде богач в шёлковых шароварах спросил Хайяма:
— Как же ты можешь терпеть подобные оскорбления? Неужели тебе не обидно?
Омар Хайям опять улыбнулся. И сказал:
— Идём со мной.
Человек проследовал за ним в запылённый чулан. Хайям зажёг лучину и стал рыться в сундуке, в котором нашёл совершенно никчёмный дырявый халат. Бросил его богачу и сказал:
— Примерь, это тебе под стать.
Богач поймал халат, осмотрел его и возмутился:
— Зачем мне эти грязные обноски? Я, вроде, прилично одет, а вот ты, наверное, спятил! — и бросил халат обратно.
— Вот видишь, — сказал Хайям, — ты не захотел примерять лохмотья. Точно так же и я не стал примерять те грязные слова, которые мне швырнул тот человек. Обижаться на оскорбления — примерять лохмотья, которые нам швыряют.
Сотрудница Радиокомитета Н. постоянно переживала драмы из-за своих любовных отношений с сослуживцем, которого звали Симой: то она рыдала из-за очередной ссоры, то он её бросал, то она делала от него аборт. Раневская называла её «жертва ХераСимы".
Я знаю, с места не сдвинуться
Под тяжестью Виевых век.
О, если бы вдруг откинуться
В какой-то семнадцатый век.
С душистою веткой берёзовой
Под Троицу в церкви стоять,
С боярынею Морозовой
Сладимый медок попивать.
А после на дровнях в сумерки
В навозном снегу тонуть...
Какой сумасшедший Суриков
Мой последний напишет путь?
В восемнадцать лет мужчина обожает, в двадцать любит, в тридцать желает обладать, в сорок размышляет.
Я не верю в политические движения, я верю в личное движение, в движение души, когда человек, взглянувши на себя, устыдится настолько, что попытается заняться какими-нибудь переменами: в себе самом, а не снаружи. Вместо этого нам предлагается дешёвый и крайне опасный суррогат внутренней человеческой тенденции к переменам: политическое движение, то или иное. Опасный более психологически, нежели физически. Ибо всякое политическое движение есть форма уклонения от личной ответственности за происходящее.
Если бы все мы, городские и деревенские жители, все без исключения, согласились поделить между собою труд, который затрачивается вообще человечеством на удовлетворение физических потребностей, то на каждого из нас, быть может, пришлось бы не более двух-трёх часов в день.
В сущности, только собственные основные мысли имеют истинность и жизнь, потому что собственно только их понимаешь вполне и надлежащим образом. Чужие, вычитанные мысли суть остатки чужой трапезы, сброшенные одежды чужого гостя.