Я не могу представить, как часовой механизм вселенной существует...
Я не могу представить, как часовой механизм вселенной существует без часовщика.
Я не могу представить, как часовой механизм вселенной существует без часовщика.
В тревоге пёстрой и бесплодной
Большого света и двора
Я сохранила взгляд холодный,
Простое сердце, ум свободный
И правды пламень благородный
И как дитя была добра;
Смеялась над толпою вздорной,
Судила здраво и светло,
И шутки злости самой чёрной
Писала прямо набело.
Одни называют её чудачкой
И пальцем на лоб — за спиной, тайком.
Другие — принцессою и гордячкой,
А третьи просто синим чулком.
Птицы и те попарно летают,
Душа стремится к душе живой.
Ребята подруг из кино провожают,
А эта одна убегает домой.
Зимы и вёсны цепочкой пёстрой
Мчатся, бегут за звеном звено...
Подруги, порой невзрачные просто,
Смотришь — замуж вышли давно.
Вокруг твердят ей: — Пора решаться.
Мужчины не будут ведь ждать, учти!
Недолго и в девах вот так остаться!
Дело-то катится к тридцати...
Неужто не нравился даже никто? —
Посмотрит мечтательными глазами:
— Нравиться нравились. Ну и что? —
И удивлённо пожмёт плечами.
Какой же любви она ждёт, какой?
Ей хочется крикнуть: «Любви-звездопада!
Красивой-красивой! Большой-большой!
А если я в жизни не встречу такой,
Тогда мне совсем никакой не надо!»
Элегантность не в том, чтобы надеть новое платье. Элегантна — потому что элегантна, новое платье тут ни при чём.
— Семёновна, ты куда идёшь?
— Да, в Госдуму, порядок наводить!
— А справишься?!
— Да, я там уж пять лет уборщицей работаю!
Лучше промолчать и показаться дураком, нежели заговорить и не оставить на этот счёт никаких сомнений.
Плохой ли, хорошей рождается птица,
Ей всё равно суждено летать.
С человеком так же не случится,
Человеком мало родится,
Им ещё надо стать.
Первое, что нужно осознать, — что, хочешь ты того или нет, ты один. Одиночество — сама твоя природа. Ты можешь попытаться его забыть, ты можешь попытаться не быть один, находя друзей, находя любовников, смешиваясь с толпой... Но, что бы ты ни делал, это останется на поверхности. Глубоко внутри, твоего одиночества это не касается, оно остаётся незатронутым.
Величайшая слава не в том, чтобы никогда не ошибаться, а в том, чтобы уметь подняться каждый раз, когда падаешь...
Нет, не тебя так пылко я люблю,
Не для меня красы твоей блистанье:
Люблю в тебе я прошлое страданье
И молодость погибшую мою.
Когда порой я на тебя смотрю,
В твои глаза вникая долгим взором,
Таинственным я занят разговором,
Но не с тобой я сердцем говорю.
В морозном воздухе растаял лёгкий дым,
И я, печальною свободою томим,
Хотел бы вознестись в холодном, тихом гимне,
Исчезнуть навсегда... Но суждено идти мне
По снежной улице в вечерний этот час —
Собачий слышен лай, и запад не погас,
И попадаются прохожие навстречу.
Не говори со мной — что я тебе отвечу?