Когда человек вступил на путь обмана, он неизбежно вынужден нагромождать...
Когда человек вступил на путь обмана, он неизбежно вынужден нагромождать одну ложь на другую.
Когда человек вступил на путь обмана, он неизбежно вынужден нагромождать одну ложь на другую.
Это — круто налившийся свист,
Это — щёлканье сдавленных льдинок.
Это — ночь, леденящая лист,
Это — двух соловьёв поединок.
Это — сладкий заглохший горох,
Это — слёзы вселенной в лопатках,
Это — с пультов и с флейт — Figaro
Низвергается градом на грядку.
Всё, что ночи так важно сыскать
На глубоких купаленных доньях,
И звезду донести до садка
На трепещущих мокрых ладонях.
Площе досок в воде — духота.
Небосвод завалился ольхою,
Этим звёздам к лицу б хохотать,
Ан вселенная — место глухое.
Лев собрал всех зверей и говорит:
— Сегодня будем есть самого трусливого.
Заяц выбегает и орёт:
— Кабана в обиду не дам!
Многие сделались жестокосердными потому, что раньше были сострадательны и часто видели себя обманутыми.
Видеть и чувствовать — это быть; размышлять — это жить.
Счастливей всех тот, кто без тревоги ждёт завтрашнего дня: он уверен, что принадлежит сам себе.
Для того чтобы испытывать страх, человек должен испытывать некоторую надежду на спасение того, за что он тревожится; доказательством этому служит то, что страх заставляет людей размышлять, между тем как о безнадёжном никто не размышляет.
Только детские книги читать,
Только детские думы лелеять,
Всё большое далёко развеять,
Из глубокой печали восстать.
Я от жизни смертельно устал,
Ничего от неё не приемлю,
Но люблю мою бедную землю
Оттого, что иной не видал.
Вас ценят ровно настолько, насколько вы цените себя сами.
Кино — заведение босяцкое.
О, сказавший, что сердце из камня,
Знал наверно: оно из огня...
Никогда не пойму, ты близка мне
Или только любила меня.
Более слабые всегда стремятся к равенству и справедливости, а сильные нисколько об этом не заботятся.
Нет, друзья не там, где за столом
Друг за друга тосты возглашают.
Дружба там, где заслонят плечом,
Где последним делятся рублём
И в любых невзгодах выручают.
Побывала я в Париже, в Вене, в Лондоне — и всюду одна да одна, и тут оказалось: быть одной в Париже ничуть не лучше, чем в Гринтауне, штат Иллинойс. Всё равно где — важно, что ты одна. Конечно, остаётся вдоволь времени размышлять, шлифовать свои манеры, оттачивать остроумие. Но иной раз я думаю: с радостью отдала бы острое словцо или изящный реверанс за друга, который остался бы со мной на субботу и воскресенье лет эдак на тридцать.
Злые языки страшнее пистолета.