Чем я вам не нравлюсь — неизвестно!..
Чем я вам не нравлюсь — неизвестно!
Вся моя монета — полновесна.
А для вас, гляжу, и тот хорош,
Кто всучит вам свой фальшивый грош.
Чем я вам не нравлюсь — неизвестно!
Вся моя монета — полновесна.
А для вас, гляжу, и тот хорош,
Кто всучит вам свой фальшивый грош.
Перестань думать, как бы получить любовь, и начинай отдавать. Отдавая, ты получаешь. Иного пути нет.
В истинной вере важно не то, чтобы хорошо рассуждать о Боге, о душе, о том, что было и что будет, а важно одно: твёрдо знать, что в этой жизни должно и чего не должно делать.
Я не позволял себе в России и тем более не позволю себе здесь использовать меня в той или иной политической игре... Твой дом остаётся родным, независимо от того, каким образом ты его покидаешь... Как бы ты в нём — хорошо или плохо — ни жил. И я совершенно не понимаю, почему от меня ждут, а иные даже требуют, чтобы я мазал его ворота дёгтем. Россия — это мой дом, я прожил в нём всю свою жизнь, и всем, что имею за душой, я обязан ей и её народу.
Порицание со стороны дурных людей — та же похвала.
Много звёзд у летней ночи:
Отчего же только две у вас,
Очи юга! чёрны очи!
Нашей встречи был недобрый час.
Кто ни спросит, звёзды ночи
Лишь о райском счастьи говорят;
В ваших звёздах, чёрны очи,
Я нашёл для сердца рай и ад.
Очи юга, чёрны очи,
В вас любви прочёл я приговор,
Звёзды дня и звёзды ночи
Для меня вы стали с этих пор!
Не должно наступать никогда то время, когда надо махнуть рукой и сказать, что тут уже ничего не сделаешь. Сделать всегда можно.
Когда убеждает золото, речь бессильна.
Сокол ясный, головы
не клони на скатерть.
Все страдания, увы,
оттого, что заперт.
Ручкой, юноша, не мучь
запертую дверку.
Пистолет похож на ключ,
лишь бородка кверху.
Никто ничего не может сказать про вас. Что бы люди ни говорили, они говорят про самих себя.
Раневская со всеми своими домашними и огромным багажом приезжает на вокзал.
— Жалко, что мы не захватили пианино, — говорит Фаина Георгиевна.
— Неостроумно, — замечает кто-то из сопровождавших.
— Действительно неостроумно, — вздыхает Раневская. — Дело в том, что на пианино я оставила все билеты.