Истина — огромный факел: мы испуганно стремимся обогнать её...
Истина — огромный факел: мы испуганно стремимся обогнать её, чтоб не обжечься.
Истина — огромный факел: мы испуганно стремимся обогнать её, чтоб не обжечься.
Лучше молчать и показаться дураком, чем заговорить и развеять все сомнения.
Жила-была девочка Робин Гуд — у богатых брала, бедным давала.
Один не смогу —
не снесу рояля
(тем более —
несгораемый шкаф).
А если не шкаф,
не рояль,
то я ли
сердце снёс бы, обратно взяв.
Банкиры знают:
«Богаты без края мы.
Карманов не хватит —
кладём в несгораемый».
Любовь
в тебя —
богатством в железо —
запрятал,
хожу
и радуюсь Крезом.
И разве,
если захочется очень,
улыбку возьму,
пол-улыбки
и мельче,
с другими кутя,
протрачу в полночи
рублей пятнадцать лирической мелочи.
Кто ран не знал, над раною хохочет.
Мы, женщины больших городов, стали слишком мужчинами. Отучили себя от желания довериться противоположному полу, показать слабость, которая есть в нас по природе, как бы мы не спорили с этим. Боимся признаться себе, как порою нам хочется обнять кого-то и уткнуться носом в щёку. Жизнь ведь прекрасна, когда чьей-то щеке нужен твой нос.
Я хочу, чтоб бегущий успел,
Догоняющий — догнал.
Я хочу, чтоб летящий — летел,
Ну а падающий — не упал,
Как связать в один узел концы
Двух враждующих в мире начал?
Если выиграть кто-то сумел,
Значит, кто-то уже проиграл.
И наверное, потому,
Что мне выигрыш выпадал,
Я хочу, чтоб летящий — летел,
Ну а падающий — не упал.
Мне изюм
Нейдёт на ум,
Цуккерброд
Не лезет в рот,
Пастила нехороша
Без тебя, моя душа.
Взглянув когда-нибудь на тайный сей листок,
Исписанный когда-то мною,
На время улети в лицейский уголок
Всесильной, сладостной мечтою.
Ты вспомни быстрые минуты первых дней,
Неволю мирную, шесть лет соединенья,
Печали, радости, мечты души твоей,
Размолвки дружества и сладость примиренья, —
Что было и не будет вновь...
И с тихими тоски слезами
Ты вспомни первую любовь.
Мой друг, она прошла... но с первыми друзьями
Не резвою мечтой союз свой заключён;
Пред грозным временем, пред грозными судьбами,
О, милый, вечен он!
Любовь переносит и прощает всё, но ничего не пропускает. Она радуется малости, но требует всего.
Поставим памятник
в конце длинной городской улицы
или в центре широкой городской площади,
памятник,
который впишется в любой ансамбль,
потому что он будет
немного конструктивен и очень реалистичен.
Поставим памятник,
который никому не помешает.
У подножия пьедестала
мы разобьём клумбу,
а если позволят отцы города, —
небольшой сквер,
и наши дети
будут жмуриться на толстое
оранжевое солнце,
принимая фигуру на пьедестале
за признанного мыслителя,
композитора
или генерала.
У подножия пьедестала — ручаюсь —
каждое утро будут появляться
цветы.
Поставим памятник,
который никому не помешает.
Даже шофёры
будут любоваться его величественным силуэтом.
В сквере
будут устраиваться свидания.
Поставим памятник,
мимо которого мы будем спешить на работу,
около которого
будут фотографироваться иностранцы.
Ночью мы подсветим его снизу прожекторами.
Поставим памятник лжи.