Речи правителей о желаниях народа подобны рассказам глухонемого о музыке...
Речи правителей о желаниях народа подобны рассказам глухонемого о музыке.
Речи правителей о желаниях народа подобны рассказам глухонемого о музыке.
Она сидела на полу
И груды писем разбирала,
И, как остывшую золу,
Брала их в руки и бросала.
Брала знакомые листы
И чудно так на них глядела,
Как души смотрят с высоты
На ими брошенное тело...
О, сколько жизни было тут,
Невозвратимо пережитой!
О, сколько горестных минут,
Любви и радости убитой!..
Стоял я молча в стороне
И пасть готов был на колени, —
И страшно грустно было мне,
Как от присущей милой тени.
Никогда не говори правды людям, которые её не заслуживают.
Так хорошо, что скоро станет хуже...
Хоть и не ново, я напомню снова:
Перед лицом и друга и врага
Ты — господин несказанного слова,
А сказанного слова — ты слуга.
— Вы не поверите, Фаина Георгиевна, но меня ещё не целовал никто, кроме жениха.
— Это вы хвастаете, милочка, или жалуетесь?
Не рой соседу яму, а то он использует её как окоп.
«Прекрасный мой» — вы уронили,
Но это вышло, как «люблю».
Так, словно вы объединили
Две жизни: вашу и мою.
«Прекрасный» — ну!.. За это, право,
Копейки ломаной не дашь. Но — «мой»...
Вот тут вы были правы,
Ведь я и вправду вечно ваш.
Ты выдумал меня. Такой на свете нет,
Такой на свете быть не может.
Самая надёжная защита против зла состоит в крайнем индивидуализме, оригинальности мышления, причудливости, даже — если хотите — эксцентричности. То есть в чём-то таком, что невозможно подделать, сыграть, имитировать; в том, что не под силу даже прожжённому мошеннику.
В еврейской семье. Жена мужу:
— Йосик, я таки ушла к гинекологу!
— Да, Фаечка, давай! Покажи им там всем!
Помни, что сильные страдания завершаются смертью, слабые дают нам частые передышки, а над умеренными мы владыки.
Женщина хочет многого от одного, а мужчина одного от многих.
Я над ними склонюсь, как над чашей,
В них заветных заметок не счесть —
Окровавленной юности нашей
Это чёрная нежная весть.
Тем же воздухом, так же над бездной
Я дышала когда-то в ночи,
В той ночи и пустой и железной,
Где напрасно зови и кричи.
О, как пряно дыханье гвоздики,
Мне когда-то приснившейся там, —
Это кружатся Эвридики,
Бык Европу везёт по волнам.
Это наши проносятся тени
Над Невой, над Невой, над Невой,
Это плещет Нева о ступени,
Это пропуск в бессмертие твой.
Это ключики от квартиры,
О которой теперь ни гугу...
Это голос таинственной лиры,
На загробном гостящей лугу.
Кто чувствует несвободу воли, тот душевнобольной; кто отрицает её, тот глуп.