Не слушай сплетен о другом. Чурайся старых своден...

Две силы есть — две роковые силы,
Всю жизнь свою у них мы под рукой,
От колыбельных дней и до могилы, —
Одна есть Смерть, другая — Суд людской.

И та и тот равно неотразимы,
И безответственны и тот и та,
Пощады нет, протесты нетерпимы,
Их приговор смыкает всем уста...

Но Смерть честней — чужда лицеприятью,
Не тронута ничем, не смущена,
Смиренную иль ропщущую братью —
Своей косой равняет всех она.

Свет не таков: борьбы, разноголосья —
Ревнивый властелин — не терпит он,
Не косит сплошь, но лучшие колосья
Нередко с корнем вырывает вон.

И горе ей — увы, двойное горе, —
Той гордой силе, гордо-молодой,
Вступающей с решимостью во взоре,
С улыбкой на устах — в неравный бой.

Когда она, при роковом сознанье
Всех прав своих, с отвагой красоты,
Бестрепетно, в каком-то обаянье
Идёт сама навстречу клеветы,

Личиною чела не прикрывает,
И не даёт принизиться челу,
И с кудрей молодых, как пыль, свевает
Угрозы, брань и страстную хулу, —

Да, горе ей — и чем простосердечней,
Тем кажется виновнее она...
Таков уж свет: он там бесчеловечней,
Где человечно-искренней вина.

Фёдор Тютчев

Напраслина страшнее обличенья.
И гибнет радость, коль её судить
Должно не наше, а чужое мненье.

Уильям Шекспир

Слух о пороке хуже, чем порок.
Не лучше ль быть, чем лишь казаться?
В чужих глазах и радость — лишь предлог,
Я предпочту по-своему терзаться.

Но почему чужой дерзает глаз
Судить, что хорошо во мне, что дурно?
Мой соглядатай сам не без проказ,
А кровь моя играет слишком бурно.

Но я есть только я, никто иной,
А сколько их, клеймить меня охочих
И попрекать своею кривизной,
Хоть я прямой в отличие от прочих.

Всеобщее в них торжествует зло.
Ко власти на земле оно пришло.

Уильям Шекспир

Как лекарство не достигает своей цели, если доза слишком велика, так и порицание и критика — когда они переходят меру справедливости.

Артур Шопенгауэр

Надо ставить себе задачи выше своих сил: во-первых, потому, что их всё равно никогда не знаешь, а во-вторых, потому, что силы и появляются по мере выполнения недостижимой задачи.

Борис Пастернак

Моя спокойная совесть важнее мне, чем все пересуды.

Марк Туллий Цицерон

Критиковать и бранить имеет право только тот, кто любит.

Иван Тургенев

Снег идёт, снег идёт.
К белым звёздочкам в буране
Тянутся цветы герани
За оконный переплёт.

Снег идёт, и всё в смятеньи,
Всё пускается в полёт, —
Чёрной лестницы ступени,
Перекрёстка поворот.

Снег идёт, снег идёт,
Словно падают не хлопья,
А в заплатанном салопе
Сходит наземь небосвод.

Словно с видом чудака,
С верхней лестничной площадки,
Крадучись, играя в прятки,
Сходит небо с чердака.

Потому что жизнь не ждёт.
Не оглянешься — и святки.
Только промежуток краткий,
Смотришь, там и новый год.

Снег идёт, густой-густой.
В ногу с ним, стопами теми,
В том же темпе, с ленью той
Или с той же быстротой,

Может быть, проходит время?
Может быть, за годом год
Следуют, как снег идёт,
Или как слова в поэме?

Снег идёт, снег идёт,
Снег идёт, и всё в смятеньи:
Убелённый пешеход,
Удивлённые растенья,
Перекрёстка поворот.

Борис Пастернак

Кто ж из них сказал ему,
господину моему, —
Только выдали меня, проболталися.
И, от страсти сам не свой,
он отправился за мной,
Ну а с ним Беда с Молвой увязалися.

Он настиг меня, догнал,
обнял, на руки поднял,
Рядом с ним в седле Беда ухмылялася...
Но остаться он не мог —
был всего один денёк,
А Беда на вечный срок задержалася...

Владимир Высоцкий

Не плачь, не морщь опухших губ.
Не собирай их в складки.
Разбередишь присохший струп
Весенней лихорадки.

Сними ладонь с моей груди,
Мы провода под током.
Друг к другу вновь, того гляди,
Нас бросит ненароком.

Пройдут года, ты вступишь в брак,
Забудешь неустройства.
Быть женщиной — великий шаг,
Сводить с ума — геройство.

А я пред чудом женских рук,
Спины, и плеч, и шеи
И так с привязанностью слуг
Весь век благоговею.

Но как ни сковывает ночь
Меня кольцом тоскливым,
Сильней на свете тяга прочь
И манит страсть к разрывам.

Борис Пастернак

Бездельника хлебом не корми, а дай порассуждать, да и в умении очернить других ему не откажешь. Он всегда готов найти оправдание собственной никчёмности.

Леонардо да Винчи

Мело, мело по всей земле
Во все пределы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.

Как летом роем мошкара
Летит на пламя,
Слетались хлопья со двора
К оконной раме.

Метель лепила на стекле
Кружки и стрелы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.

На озарённый потолок
Ложились тени,
Скрещенья рук, скрещенья ног,
Судьбы скрещенья.

И падали два башмачка
Со стуком на пол.
И воск слезами с ночника
На платье капал.

И всё терялось в снежной мгле
Седой и белой.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.

На свечку дуло из угла,
И жар соблазна
Вздымал, как ангел, два крыла
Крестообразно.

Мело весь месяц в феврале,
И то и дело
Свеча горела на столе,
Свеча горела.

Борис Пастернак

Помни толки толпы — ветер, он лишь шумит!
Тех, кто радость душе непрерывно дарит,
Не губи никогда, вняв пустым наговорам, —
Мир, как мы, в своей памяти много хранит!

Омар Хайям

Осень. Сказочный чертог,
Всем открытый для обзора.
Просеки лесных дорог,
Заглядевшихся в озёра.

Как на выставке картин:
Залы, залы, залы, залы
Вязов, ясеней, осин
В позолоте небывалой.

Липы обруч золотой
Как венец на новобрачной.
Лик берёзы под фатой
Подвенечной и прозрачной.

Погребённая земля
Под листвой в канавах, ямах.
В жёлтых клёнах флигеля,
Словно в золочёных рамах,

Где деревья в сентябре
На заре стоят попарно,
И закат на их коре
Оставляет след янтарный,

Где нельзя ступить в овраг,
Чтоб не стало всем известно:
Так бушует, что ни шаг,
Под ногами лист древесный,

Где звучит в конце аллей
Эхо у крутого спуска
И зари вишнёвый клей
Застывает в виде сгустка.

Осень. Древний уголок
Старых книг, одежд, оружья,
Где сокровищ каталог
Перелистывает стужа.

Борис Пастернак

Тишина, ты — лучшее
Из всего, что слышал.

Борис Пастернак

Ни один человек ещё не судил солнце за то, что оно светит и другому.

Марина Цветаева

Нет, я не считаю в России всё замечательным. Я сам критикую многое из того, что творится в России. Но одно дело — критиковать, другое — поганить. Критикуют от души, а поганят... за бабки!

Михаил Задорнов

Я не хочу, чтобы своей тоской
Ты предала себя молве людской.

Уильям Шекспир

Один человек стал публично оскорблять Омара Хайяма:
— Ты безбожник! Ты пьяница! Чуть ли не вор!
В ответ на это Хайям лишь улыбнулся.
Наблюдавший эту сцену разодетый по последней моде богач в шёлковых шароварах спросил Хайяма:
— Как же ты можешь терпеть подобные оскорбления? Неужели тебе не обидно?
Омар Хайям опять улыбнулся. И сказал:
— Идём со мной.
Человек проследовал за ним в запылённый чулан. Хайям зажёг лучину и стал рыться в сундуке, в котором нашёл совершенно никчёмный дырявый халат. Бросил его богачу и сказал:
— Примерь, это тебе под стать.
Богач поймал халат, осмотрел его и возмутился:
— Зачем мне эти грязные обноски? Я, вроде, прилично одет, а вот ты, наверное, спятил! — и бросил халат обратно.
— Вот видишь, — сказал Хайям, — ты не захотел примерять лохмотья. Точно так же и я не стал примерять те грязные слова, которые мне швырнул тот человек. Обижаться на оскорбления — примерять лохмотья, которые нам швыряют.

Омар Хайям

Терять в жизни более необходимо, чем приобретать. Зерно не даст всхода, если не умрёт.

Борис Пастернак