Кто достигнет старости, тот почувствует болезни от роскошей, бывших в юности...
Кто достигнет старости, тот почувствует болезни от роскошей, бывших в юности, следовательно, в молодых летах должно от роскошей удаляться.
Кто достигнет старости, тот почувствует болезни от роскошей, бывших в юности, следовательно, в молодых летах должно от роскошей удаляться.
Как солнце зимнее прекрасно,
Когда, бродя меж серых туч,
На белые снега напрасно
Оно кидает слабый луч!
Так, точно дева молодая,
Твой образ предо мной блестит;
Но взор твой, счастье обещая,
Мою ли душу оживит?
Чем отомстить своему врагу? Стараться делать ему как можно больше добра.
Осень. Сказочный чертог,
Всем открытый для обзора.
Просеки лесных дорог,
Заглядевшихся в озёра.
Как на выставке картин:
Залы, залы, залы, залы
Вязов, ясеней, осин
В позолоте небывалой.
Липы обруч золотой
Как венец на новобрачной.
Лик берёзы под фатой
Подвенечной и прозрачной.
Погребённая земля
Под листвой в канавах, ямах.
В жёлтых клёнах флигеля,
Словно в золочёных рамах,
Где деревья в сентябре
На заре стоят попарно,
И закат на их коре
Оставляет след янтарный,
Где нельзя ступить в овраг,
Чтоб не стало всем известно:
Так бушует, что ни шаг,
Под ногами лист древесный,
Где звучит в конце аллей
Эхо у крутого спуска
И зари вишнёвый клей
Застывает в виде сгустка.
Осень. Древний уголок
Старых книг, одежд, оружья,
Где сокровищ каталог
Перелистывает стужа.
Старость одинокая — всем бедам беда!
Как только вы вообразите, что не в состоянии выполнить определённое дело, с этого момента его осуществление становится для вас невозможным.
Когда то, чего мы очень долго ждём, наконец приходит, оно кажется неожиданностью.
Как басня, так и жизнь ценится не за длину, но за содержание.
Мир каждый видит в облике ином. И каждый — прав — так много смысла в нём.
Самое распространённое желание — отличаться от других.
Мы сотканы из ткани наших снов.
Гонимый рока самовластьем
От пышной далеко Москвы,
Я буду вспоминать с участьем
То место, где цветёте вы.
Столичный шум меня тревожит;
Всегда в нём грустно я живу —
И ваша память только может
Одна напомнить мне Москву.
Родина... Что-то остаётся в нас от родины такое, что живёт в нас на всю жизнь, то радуя, то мучая, и всегда кажется, что мы её, родину, когда-нибудь ещё увидим. А живёт в нас от всей родины или косогор какой-нибудь, или дом, или отсыревшее бревно у крыльца, где сидел когда-то глухой весенней ночью и слушал ночь...
У меня, должно быть, громадный запас ума: чтобы им пораскинуть, иногда нужна целая неделя.
Самоограничение — самый худший и самый злостный вид потакания себе. Поступая подобным образом, мы заставляем себя верить, что совершаем нечто значительное, чуть ли не подвиг, а в действительности только ещё больше углубляемся в самолюбование, давая пищу самолюбию и чувству собственной важности.