Проблема этого мира в том, что глупцы и фанатики слишком уверены в себе...
Проблема этого мира в том, что глупцы и фанатики слишком уверены в себе, а умные люди полны сомнений.
Проблема этого мира в том, что глупцы и фанатики слишком уверены в себе, а умные люди полны сомнений.
Вместо солнца весь мир озарить — не могу,
В тайну сущего дверь отворить — не могу,
В море мыслей нашёл я жемчужину смысла,
Но от страха её просверлить не могу.
Русские очаровывали меня. Все славяне изящные, воспитанные, естественные и даже самые обездоленные из них незаурядны. Русские подобны природе, они никогда не бывают вульгарны.
Мы дольше парковались, чем любили...
Какая любовь нас порой ожидает?
Свеча или солнца горячий свет?
Не мучьтесь! Ведь здесь лишь один ответ:
Большой или малой любви не бывает,
Любовь либо есть, либо просто нет!
Мой друг, приди сейчас! Поверь, что «завтра» нет.
И всё, что есть у нас, — сегодняшний рассвет.
А завтра — догонять, покинув этот свет,
Людей, бредущих прочь уже семь тысяч лет.
У нас всех есть один якорь, с которого, если сам не захочешь, никогда не сорвёшься: чувство долга.
Мы не встречаться больше научились,
Не подымаем друг на друга глаз,
Но даже сами бы не поручились
За то, что с нами будет через час.
В избушке позднею порою
Славянка юная сидит.
Вдали багровой полосою
На небе зарево горит...
И, люльку детскую качая,
Поёт славянка молодая…
«Не плачь, не плачь! иль сердцем чуешь,
Дитя, ты близкую беду!..
О, полно, рано ты тоскуешь:
Я от тебя не отойду.
Скорее мужа я утрачу.
Дитя, не плачь! и я заплачу!
Отец твой стал за честь и бога
В ряду бойцов против татар,
Кровавый след ему дорога,
Его булат блестит, как жар.
Взгляни, там зарево краснеет:
То битва семя смерти сеет.
Как рада я, что ты не в силах
Понять опасности своей,
Не плачут дети на могилах;
Им чужд и стыд и страх цепей;
Их жребий зависти достоин...»
Вдруг шум — и в двери входит воин.
Брада в крови, избиты латы.
«Свершилось!- восклицает он, —
Свершилось! торжествуй, проклятый...
Наш милый край порабощён,
Татар мечи не удержали —
Орда взяла, и наши пали».
И он упал — и умирает
Кровавой смертию бойца.
Жена ребёнка поднимает
Над бледной головой отца:
«Смотри, как умирают люди,
И мстить учись у женской груди!..»
У меня, должно быть, громадный запас ума: чтобы им пораскинуть, иногда нужна целая неделя.
Человек, находящийся в крайней степени гнева, уподобляется сумасшедшему, поведение которого причиняет вред и ему самому и окружающим.
Самому любить лучше, чем быть любимым: любить — это некое действие, доставляющее наслаждение, и благо, а быть любимым не вызывает в предмете любви никакой деятельности. Тем не менее, люди из честолюбия предпочитают быть любимцами, а не сами любить, поскольку быть любимцем связано с каким-то превосходством.
С Богом я общаюсь без нытья
И не причиняя беспокойства,
Глупо на устройство бытия
Жаловаться автору устройства.
Всякая любовь прекрасна. И только она одна и прекрасна. Потому что на земле единственное «в себе самом истинное» — это любовь. Любовь исключает ложь: первое «я солгал» означает: «Я уже не люблю», «Я меньше люблю». Гаснет любовь — и гаснет истина. Поэтому «истинствовать на земле» — значит постоянно и истинно любить.
Без отчётливых ран и контузий
Ныне всюду страдают без меры
Инвалиды высоких иллюзий,
Погорельцы надежды и веры.
Я не скажу тебе «люблю»,
Всеобщей моде подражая:
Как часто говорят «люблю»,
Совсем о том не помышляя!
И слово ли одно «люблю»
В себе всю нежность заключает?
Нет, мало говорить «люблю»,
Коль сердце то не повторяет.
Кто часто говорит «люблю»,
Тот редко и любить умеет.
Иной не вымолвит «люблю»,
А чувством только пламенеет.
Так я не говорю «люблю»,
Храня молчанье осторожно,
Но верно так тебя люблю
Как только мне любить возможно.