Всем нам не мешало бы начать всё сначала — предпочтительно...
Всем нам не мешало бы начать всё сначала — предпочтительно с детского сада.
Всем нам не мешало бы начать всё сначала — предпочтительно с детского сада.
И, если перечтёшь ты мой сонет,
Ты о руке остывшей не жалей.
Я не хочу туманить нежный цвет
Очей любимых памятью своей.
Как животные лучше исполняют некоторые службы, чем люди, например отыскивание дороги или утерянной вещи и т. п., так и обыкновенный человек бывает способнее и полезнее в обыденных случаях жизни, чем величайший гений. И далее, как животные никогда собственно не делают глупостей, так и средний человек гораздо меньше делает их, нежели гений.
Добрыми делами можно навлечь на себя ненависть точно так же, как и дурными.
Девять десятых нашего счастья основано на здоровье. Отсюда вывод тот, что величайшей глупостью было бы жертвовать своим здоровьем ради чего бы то ни было: ради богатства, карьеры, образования, славы, не говоря уже о чувственных и мимолётных наслаждениях; вернее, всем этим стоит пожертвовать ради здоровья.
Через тернии к звёздам.
Я пришёл к мудрецу и спросил у него:
«Что такое любовь?» Он сказал: «Ничего»
Но, я знаю, написано множество книг:
Вечность пишут одни, а другие — что миг
То опалит огнём, то расплавит как снег,
Что такое любовь? «Это всё человек!»
И тогда я взглянул ему прямо в лицо,
Как тебя мне понять? «Ничего или всё?»
Он сказал улыбнувшись: «Ты сам дал ответ!:
Ничего или всё! — середины здесь нет!»
Сегодня мне письма не принесли:
Забыл он написать или уехал;
Весна, как трель серебряного смеха,
Качаются в заливе корабли.
Сегодня мне письма не принесли...
Он был со мной ещё совсем недавно,
Такой влюблённый, ласковый и мой,
Но это было белою зимой,
Теперь весна, и грусть весны отравна,
Он был со мной ещё совсем недавно...
Ты знаешь, с наступленьем темноты
пытаюсь я прикидывать на глаз,
отсчитывая горе от версты,
пространство, разделяющее нас.
И цифры как-то сходятся в слова,
откуда приближаются к тебе
смятенье, исходящее от А,
надежда, исходящая от Б.
Два путника, зажав по фонарю,
одновременно движутся во тьме,
разлуку умножая на зарю,
рассчитывая встретиться в уме.
Я не создан для этого мира, где стоит только выйти из дому, как попадаешь в сплошное дерьмо.
Нас меняет то, что мы любим, иногда до потери собственной индивидуальности.
О, светлый голос, чуть печальный,
слыхал я прежде отзвук твой,
пугливый, ласково-хрустальный,
в тени под влажною листвой,
и в старом доме, в перезвоне
подвесок-искорок... Звени,
и будут ночи, будут дни
полны видений, благовоний;
забуду ветер для тебя,
игравший в роще белоствольной,
навек забуду ветер вольный,
твой лепет сладостный любя...
Очарованье звуковое,
не умолкай, звени, звени.
Я вижу прошлое живое,
между деревьями огни
в усадьбе прадеда, и окна
открыты настежь, и скользят,
как бы шелковые волокна,
цветные звуки в тёмный сад,
стекая с клавишей блестящих
под чьей-то плещущей рукой
и умолкая за рекой,
в полях росистых, в синих чащах.
Дверь языка закрой, не сожалея,
Открой окно любви — оно вернее.
Весь смак экстравагантности в том, чтобы вести себя как дурак, чувствовать себя дураком и наслаждаться этим.
Ум у бабы догадлив,
На всякие хитрости повадлив.