Владимир Соловьёв — Афоризмы и цитаты

Владимир Сергеевич Соловьёв (1853–1900) —
русский религиозный мыслитель, мистик, философ, поэт, публицист, литературный критик и преподаватель. Афоризмы и цитаты автора.
Интересные афоризмы и цитаты
-
Самое ценное в стихах и в жизни — то, что сорвалось...
Самое ценное в стихах и в жизни — то, что сорвалось.
-
Грустной жопой радостно не пукнешь...
Грустной жопой радостно не пукнешь.
-
Каждая эпоха смягчается в нашем представлении и несколько облагораживается...
Каждая эпоха смягчается в нашем представлении и несколько облагораживается по мере того, как уходит в прошлое.
-
Мы с тобою лишь два отголоска: ты затихнул, и я замолчу...
Мы с тобою лишь два отголоска:
Ты затихнул, и я замолчу.
Мы когда-то с покорностью воска
Отдались роковому лучу.
Это чувство сладчайшим недугом
Наши души терзало и жгло.
Оттого тебя чувствовать другом
Мне порою до слёз тяжело. -
Учение — не только свет, по народной пословице, — оно также...
Учение — не только свет, по народной пословице, — оно также и свобода. Ничто так не освобождает человека, как знание.
-
Добро для человека — это активное использование способностей его души...
Добро для человека — это активное использование способностей его души в соответствии с высоким достоинством или добродетелью.
-
Пейзаж невозможно писать без пафоса, без восторга, а восторг...
Пейзаж невозможно писать без пафоса, без восторга, а восторг невозможен, когда человек обожрался.
-
Даже под самым пафосным павлиньим хвостом...
Даже под самым пафосным павлиньим хвостом всегда находится обыкновенная куриная жопа.
-
Не зря я пью вино на склоне дня, заслужена его глухая власть...
Не зря я пью вино на склоне дня,
Заслужена его глухая власть;
Вино меня уводит в глубь меня,
Туда, куда мне трезвым не попасть. -
Как ни улучшится погода, у нас своя Природа-мать...
Как ни улучшится погода,
У нас своя Природа-мать.
У нас в любое время года
Задача перезимовать. -
Когда дьяволу приходит охота учинить какую-нибудь пакость...
Когда дьяволу приходит охота учинить какую-нибудь пакость или каверзу, то он всегда норовит действовать через женщин.
-
Неграмотный — тот же слепой...
Неграмотный — тот же слепой.
-
Если б все профессии на свете вдруг сложить горою на планете...
Если б все профессии на свете
Вдруг сложить горою на планете,
То, наверно, у её вершины
Вспыхнуло бы слово: «Медицина».
Ибо чуть не с каменного века
Не было почётнее судьбы,
Чем сражаться в пламени борьбы
За спасенье жизни человека.
Всё отдать, чтоб побороть недуг!
Цель — свята. Но святость этой мысли
Требует предельно чистых рук
И в прямом и в переносном смысле.
Потому-то много лет назад
В верности призванию и чести
В светлый час с учениками вместе
Поклялся великий Гиппократ.
И теперь торжественно и свято,
Честными сердцами горячи,
Той же гордой клятвой Гиппократа
На служенье людям, как солдаты,
Присягают новые врачи.
Сколько ж, сколько на землёй моей
Было их — достойнейших и честных;
Знаменитых и совсем безвестных
Не щадивших сердца для людей!
И когда б не руки докторов
Там, в дыму, в неходком лазарете,
Не было б, наверное, на свете
Ни меня и ни моих стихов…
Только если в благородном деле
Вдруг расчетец вынырнет подчас,
Это худо, ну почти как грязь
Или язва на здоровом теле.
Взятка всюду мелочно-гадка,
А в работе трепетной и чистой
Кажется мне лапою когтистой
Подношенье взявшая рука.
Нет, не гонорар или зарплату,
Что за труд положены везде,
А вторую, «тайную» оплату,
Вроде жатвы на чужой беде.
И, таким примером окрылённые
(Портится ведь рыба с головы),
Мзду берут уже и подчинённые,
Чуть ли не по-своему правы.
Благо в горе просто приучать:
Рубль, чтоб взять халат без ожиданья,
Няне — трёшку, а сестрице — пять,
Так сказать «за доброе вниманье».
А не дашь — закаешься навек,
Ибо там, за стенкою больничной,
Друг твой или близкий человек
Твой просчёт почувствует отлично…
Дед мой, в прошлом старый земский врач,
С гневом выгонял людей на улицу
За любой подарок или курицу,
Так что после со стыда хоть плачь!
Что ж, потомки позабыли честь?
Нет, не так! Прекрасны наши медики!
Только люди без высокой этики
И сегодня, к сожаленью, есть.
И когда преподношеньям скорбным
Чей-то алчный радуется взгляд,
Вижу я, как делается чёрным
Белый накрахмаленный халат.
Чёрным-чёрным, как печная сажа.
И халатов тех не заменить.
Не отчистить щётками и даже
Ни в каких химчистках не отмыть;
И нельзя, чтоб люди не сказали:
— Врач не смеет делаться рвачом.
Вы ж высокий путь себе избрали,
Вы же клятву светлую давали!
Иль теперь всё это ни при чём?!
Если ж да, то, значит, есть причина
Всем таким вот хлестануть сплеча:
— Ну-ка прочь из нашей медицины,
Ибо в ней воистину стерильны
И халат, и звание врача! -
Созидающий башню сорвётся, будет страшен стремительный лёт...
Созидающий башню сорвётся,
Будет страшен стремительный лёт,
И на дне мирового колодца
Он безумье своё проклянёт.
Разрушающий будет раздавлен,
Опрокинут обломками плит,
И, Всевидящим Богом оставлен,
Он о муке своей возопит.
А ушедший в ночные пещеры
Или к заводям тихой реки
Повстречает свирепой пантеры
Наводящие ужас зрачки.
Не спасёшься от доли кровавой,
Что земным предназначила твердь.
Но молчи: несравненное право —
Самому выбирать свою смерть. -
...Как вспомню при жизни себя — Эх, всё-таки было хорошее!..
...Как вспомню при жизни себя —
Эх, всё-таки было хорошее!..
Одна причесала, любя.
Другая — любя же — взъерошила.