И тихо, так, Господи, тихо...
И тихо, так, Господи, тихо,
Что слышно, как время идёт.
И тихо, так, Господи, тихо,
Что слышно, как время идёт.
Открыли дверь, и в кухню паром
Вкатился воздух со двора,
И всё мгновенно стало старым,
Как в детстве в те же вечера.
Сухая, тихая погода.
На улице, шагах в пяти,
Стоит, стыдясь, зима у входа
И не решается войти.
Зима, и всё опять впервые.
В седые дали ноября
Уходят ветлы, как слепые
Без палки и поводыря.
Во льду река и мёрзлый тальник,
А поперёк, на голый лёд,
Как зеркало на подзеркальник,
Поставлен чёрный небосвод.
Пред ним стоит на перекрёстке,
Который полузанесло,
Берёза со звездой в причёске
И смотрится в его стекло.
Она подозревает втайне,
Что чудесами в решете
Полна зима на даче крайней,
Как у неё на высоте.
Ты, мерящий меня по дням,
Со мною, жаркой и бездомной,
По распалённым площадям —
Шатался — под луной огромной?
И в зачумлённом кабаке,
Под визг неистового вальса,
Ломал ли в пьяном кулаке
Мои пронзительные пальцы?
Каким я голосом во сне
Шепчу — слыхал? — О, дым и пепел! —
Что можешь знать ты обо мне,
Раз ты со мной не спал и не́ пил?
Случайностей не существует: люди даны нам или как пример правильной жизни, либо как предупреждение.
Мечтам и годам нет возврата.
Каждый отдельный день в году подарен одному только человеку, самому счастливому; все остальные люди пользуются его днём, наслаждаясь солнцем или сердясь на дождь, но никогда не зная, кому день принадлежит по праву, и это их незнание приятно и смешно счастливцу. Человек не может провидеть, какой именно день достанется ему, какую мелочь будет вспоминать он вечно, — световую ли рябь на стене вдоль воды или кружащийся кленовый лист, да и часто бывает так, что узнает он день свой только среди дней прошедших, только тогда, когда давно уже сорван, и скомкан, и брошен под стол календарный листок с забытой цифрой.
Ничто не способно повредить доброму человеку, ни в жизни, ни после смерти.
Самоограничение — самый худший и самый злостный вид потакания себе. Поступая подобным образом, мы заставляем себя верить, что совершаем нечто значительное, чуть ли не подвиг, а в действительности только ещё больше углубляемся в самолюбование, давая пищу самолюбию и чувству собственной важности.
Муж возвращается раньше обычного домой. У жены — любовник. Жена выбегает навстречу мужу с мусорным ведром:
— Дорогой, пока не разделся, вынеси, пожалуйста, мусор.
Пока муж выносит мусор, любовник выбегает по лестнице на верхний этаж, потом благополучно уходит незамеченным. Идёт любовник и думает: «Надо же, какая умница!»
Приходит к себе домой. Жена его встречает с мусорным ведром:
— Дорогой, пока ты не разделся, вынеси, пожалуйста, мусор.
Выносит муж мусор и думает: «Ну, что за дура — целый день дома, а мусор выкинуть некогда!»
Высшая степень смущения — два взгляда, встретившиеся в замочной скважине.
Если человек сам стал хуже, то всё ему хуже кажется.
Самое несчастное животное — это осьминог. У него и ноги от ушей, и руки из жопы, и сама жопа — с ушами, и мозги, собственно говоря, тоже в жопе...
В пятьдесят лет каждый из нас имеет такое лицо, какого заслуживает.
Говорят, что женщины одеваются ради женщин, что их вдохновляет дух соперничества. Это правда. Но если бы на свете больше не осталось мужчин, они перестали бы одеваться.
Гений — это талант изобретения того, чему нельзя учить или научиться.
Люблю я пернатых —
Я просто фанат их!..