Когда о вас сплетничают, это плохо, но ещё хуже...
Когда о вас сплетничают, это плохо, но ещё хуже, когда сплетничать перестают.
Когда о вас сплетничают, это плохо, но ещё хуже, когда сплетничать перестают.
Да, Вы, милорд, увы, не слаще редьки...
Делай как можно больше ошибок, только помни одно: не совершай одну и ту же ошибку дважды. И ты будешь расти.
В суде:
— Потерпевший, так Вы утверждаете, что обвиняемый пытался выбить Вам глаз?
— Нет, что Вы, наоборот: у меня сложилось впечатление, что он пытался вбить мне его поглубже!
Нам не дано предугадать,
Как слово наше отзовётся, —
И нам сочувствие даётся,
Как нам даётся благодать...
Мы — источник веселья и скорби рудник.
Мы — вместилище скверны и чистый родник.
Человек, словно в зеркале мир, — многолик.
Он ничтожен — и он же безмерно велик!
Испытывал ли я когда-нибудь угрызения совести? Память моя хранит на этот счёт молчание.
Высшая добродетель заключается в том, чтобы задушить свои страсти.
Слова нам нужны, чтобы прятать наши мысли.
Разумный наказывает не потому, что был совершён проступок, а для того, чтобы он не совершался впредь.
Я хочу, чтобы вы прекратили играть во все игры — мирские, духовные, абсолютно во все игры, в которые до сих пор играло всё человечество. Эти игры тормозят вас, они мешают вам расцвести, стать осознанным. Я хочу, чтобы вы избавились от всего этого мусора, который тормозит вас. Я хочу, чтобы вы остались одни, в полном одиночестве, потому что тогда вам будет не к кому обратиться за помощью, вы не сможете «приклеиться» к какому-нибудь пророку, и таким образом, у вас не появится идеи, что Гаутама Будда спасёт вас. Только когда вы останетесь одни — в бескрайнем одиночестве — вам не останется ничего другого, как найти свой внутренний центр. Нет пути, некуда идти, нет ни советника, ни Учителя, ни Мастера. Это выглядит невероятно жестоко и сурово, но я делаю это, потому что люблю вас, а люди, которые этого не сделали, не любят и никогда не любили вас. Они любили только себя, им нравилось иметь большую толпу вокруг себя — и чем многочисленней была толпа, тем толще становилось их эго.