Когда о вас сплетничают, это плохо, но ещё хуже...
Когда о вас сплетничают, это плохо, но ещё хуже, когда сплетничать перестают.
Когда о вас сплетничают, это плохо, но ещё хуже, когда сплетничать перестают.
Я же говорил: или я буду жить хорошо, или мои произведения станут бессмертными. И жизнь опять повернулась в сторону произведений.
Чем я занимаюсь? Симулирую здоровье.
Человек — карета; ум — кучер; деньги и знакомства — лошади; чем более лошадей, тем скорее и быстрее карета скачет в гору.
Сумев отгородиться от людей,
я от себя хочу отгородиться.
Не изгородь из тёсаных жердей,
а зеркало тут больше пригодится.
Я созерцаю хмурые черты,
щетину, бугорки на подбородке…
Трельяж для разводящейся четы,
пожалуй, лучший вид перегородки.
В него влезают сумерки в окне,
край пахоты с огромными скворцами
и озеро — как брешь в стене,
увенчанной еловыми зубцами.
Того гляди, что из озёрных дыр
да и вообще — через любую лужу
сюда полезет посторонний мир.
Иль этот уползёт наружу.
Чего больше всего хочется, когда влезешь наверх? Плюнуть вниз.
Кто усовершенствовался, тот не может верить тому, чтобы это усовершенствование кончилось.
За осенью — осень. Тоска и тревога.
Ветра над опавшими листьями.
Вся русская жизнь — ожиданье от Бога
какой-то неясной амнистии.
В очередь, сукины дети, в очередь!
Будешь сладким — проглотят, будешь горьким — проклянут.
Государство создаётся не ради того только, чтобы жить, но преимущественно для того, чтобы жить счастливо.