Нам говорит согласье струн в концерте, что одинокий путь подобен смерти...
Нам говорит согласье струн в концерте,
Что одинокий путь подобен смерти.
Нам говорит согласье струн в концерте,
Что одинокий путь подобен смерти.
И сладкий мёд нам от избытка сладости противен — излишеством он портит аппетит...
Утро птицею в вышине
Перья радужные роняет.
Звёзды, словно бы льдинки, тают
С лёгким звоном в голубизне
В Ботаническом лужи блестят
Озерками большими и мелкими.
А по веткам рыжими белками
Прыгает листопад.
Вон, смеясь и прильнув друг к дружке,
Под заливистый птичий звон
Две рябинки, как две подружки,
Переходят в обнимку газон.
Липы важно о чём-то шуршат,
И служитель метёт через жёрдочку
То ль стекло, то ли синюю звёздочку,
Что упала с рассветом в сад.
Листопад полыхает, вьюжит,
Только ворон на ветке клёна
Словно сторожем важно служит,
Молчаливо и непреклонно.
Ворон старый и очень мудрый,
В этом парке ему почёт.
И кто знает, не в это ль утро
Он справляет свой сотый год...
И ему объяснять не надо,
Отчего мне так нелегко.
Он ведь помнит, как с горьким взглядом
Этим, этим, вот самым садом
Ты ушла далеко-далеко...
Как легко мы порою рушим
В спорах-пламенях всё подряд.
Ах, как просто обидеть душу
И как трудно вернуть назад!
Сыпал искры пожар осин,
Ну совсем такой, как и ныне.
И ведь не было злых причин,
Что там злых — никаких причин,
Кроме самой пустой гордыни!
В синеву, в тишину, в листву
Шла ты медленно по дорожке,
Как-то трепетно и сторожко —
Вдруг одумаюсь, позову...
Пёстрый, вьюжистый листопад,
Паутинки дрожат и тают,
Листья падают, шелестят
И следы твои покрывают.
А вокруг и свежо, и пряно,
Всё купается в бликах света,
Как "В Сокольниках" Левитана,
Только женской фигурки нету...
И сейчас тут, как в тот же день,
Всё пылает и золотится.
Только горечь в душе, как тень,
Чёрной кошкою копошится.
Можно всё погрузить во мрак,
Жить и слушать, как ливни плачут,
Можно радость спустить, как стяг...
Можно так. А можно не так,
А ведь можно же всё иначе!
И чего бы душа ни изведала,
Как ни било б нас вкривь и вкось,
Если счастье оборвалось,
Разве значит, что счастья не было?!
И какая б ни жгла нас мука,
Но всему ль суждено сгореть?
Тяжелейшая вещь — разлука,
Но разлука ещё не смерть!
Я найду тебя. Я разрушу
Льды молчания. Я спешу!
Я зажгу твои взгляд и душу,
Всё, чем жили мы — воскрешу!
Пусть все ветры тревогу свищут.
Я уверен: любовь жива!
Тот, кто любит, — дорогу сыщет!
Тот, кто любит, — найдёт слова!
Ты шагнёшь ко мне, верю, знаю,
Слёз прорвавшихся не тая,
И прощая, и понимая.
Моя светлая, дорогая,
Удивительная моя!
Девять десятых нашего счастья основано на здоровье. Отсюда вывод тот, что величайшей глупостью было бы жертвовать своим здоровьем ради чего бы то ни было: ради богатства, карьеры, образования, славы, не говоря уже о чувственных и мимолётных наслаждениях; вернее, всем этим стоит пожертвовать ради здоровья.
— Почему блондинки, когда пьют таблетки, пищат?
— Потому что на упаковке написано: «После приёма пищи».
То, что мы, люди, представляем собой, зависит прежде всего от ситуации. Нас нельзя отделить от тех обстоятельств, в которых мы оказываемся, ибо они формируют нас и определяют наши возможности.
Слёзы — оружие женщин.
«Этих глаз не любил ты и лжёшь,
Что любишь теперь и что снова
Ты в разлёте бровей узнаёшь
Все восторги и муки былого!
Ты и голоса не любил,
Что ж пугают тебя эти звуки?
Разве ты до конца не убил
Чар его в роковой разлуке?
Не любил ты и этих волос,
Хоть сердце твоё забывало
Стыд и долг и в бессилье рвалось
Из-под чёрного их покрывала!"
«Знаю всё! Потому-то моё
Сердце бьётся так глухо и странно!»
«Но зачем же притворство твоё?»
«Счастлив я — ноет старая рана».
Человечество существует тысячи лет, и ничего нового между мужчиной и женщиной произойти уже не может.
Я думаю — не скрыться ли с деньгами?..
В час вечерний, в час заката
Каравеллою крылатой
Проплывает Петроград…
И горит на рдяном диске
Ангел твой на обелиске,
Словно солнца младший брат.
А у нас на утлой лодке
Только синие решётки
Перекрещенных штыков.
Где лобзавший руку дамам
Низко кланяется хамам —
Видно, жребий наш таков.
Я не трушу, я спокоен,
Я — поэт, моряк и воин,
Не поддамся палачу.
Пусть клеймит клеймом позорным —
Знаю, сгустком крови чёрным
За свободу я плачу.
Но за стих и за отвагу,
За сонеты и за шпагу —
Знаю — город гордый мой
В час вечерний, в час заката
Каравеллою крылатой
Отвезёт меня домой.