Истинное сокровище для людей — умение трудиться...
Истинное сокровище для людей — умение трудиться.
Истинное сокровище для людей — умение трудиться.
— Фаина, — спрашивала её старая подруга, — как ты считаешь, медицина делает успехи?
— А как же. В молодости у врача мне каждый раз приходилось раздеваться, а теперь достаточно язык показать.
Люблю отчизну я. А кто теперь не знает,
Что истая любовь чревата муками?
И родина мне щедро изменяет
С подонками, прохвостами и суками.
Не любить.
Не скучать.
Не ревновать.
Не получается...
Смысл веры не в том, чтобы поселиться на небесах, а в том, чтобы поселить небеса в себе.
«Это было», — сказала Память. «Этого не могло быть», — сказала Гордость. И Память сдалась.
Унынье — не лекарство, горький яд, когда поправить дело невозможно.
Любовь есть радиоактивность человеческого сердца.
Я заметила, что если не кушать хлеб, сахар, жирное мясо, не пить пиво с рыбкой — морда становится меньше, но грустнее.
Великие предметы искусства только потому и велики, что они понятны и доступны всем.
Выходит так, как будто чем богаче язык, тем выше культура. А по-моему, наоборот: чем выше культура, тем богаче язык. Количество слов и их сочетаний находится в самой прямой зависимости от суммы впечатлений и представлений: без последних не может быть ни понятий, ни определений, а стало быть, и поводов к обогащению языка.
Я вернулся в мой город, знакомый до слёз,
До прожилок, до детских припухлых желёз.
Ты вернулся сюда, — так глотай же скорей
Рыбий жир ленинградских речных фонарей.
Узнавай же скорее декабрьский денёк,
Где к зловещему дёгтю подмешан желток.
Петербург, я ещё не хочу умирать:
У тебя телефонов моих номера.
Петербург, у меня ещё есть адреса,
По которым найду мертвецов голоса.
Я на лестнице чёрной живу, и в висок
Ударяет мне вырванный с мясом звонок.
И всю ночь напролёт жду гостей дорогих,
Шевеля кандалами цепочек дверных.
Никогда не забывай этой истины: то, что ты получаешь от жизни, — это то, что ты жизни даёшь.
Есть только одно благо — знание и только одно зло — невежество.
Смерть не так уж страшна, это трусость делает её страшной.
Я мыслю, следовательно существую.