Я в праве плакать, но на сто частей порвётся сердце, прежде чем посмею я заплакать...
Я в праве плакать, но на сто частей порвётся сердце, прежде чем посмею я заплакать.
Я в праве плакать, но на сто частей порвётся сердце, прежде чем посмею я заплакать.
Презирать суд людей нетрудно, презирать суд собственный — невозможно.
В тихий час, когда лучи неярки
И душа устала от людей,
В золотом и величавом парке
Я кормлю спокойных лебедей.
Догорел вечерний праздник неба.
(Ах, и небо устаёт пылать!)
Я стою, роняя крошки хлеба
В золотую, розовую гладь.
Уплывают беленькие крошки,
Покружась меж листьев золотых.
Тихий луч мои целует ножки
И дрожит на прядях завитых.
Затенён задумчивой колонной,
Я стою и наблюдаю я,
Как мой дар с печалью благосклонной
Принимают белые друзья.
В тёмный час, когда мы все лелеем,
И душа томится без людей,
Во дворец по меркнущим аллеям
Я иду от белых лебедей.
Если подозреваешь кого-либо во лжи — притворись, что веришь ему, тогда он лжёт грубее и попадается. Если же в его словах проскользнула истина, которую он хотел бы скрыть, — притворись не верящим; он выскажет и остальную часть истины.
И я рад, что на свете есть расстоянья более
немыслимые, чем между тобой и мною.
Лучшая реакция на вражескую критику — улыбнуться и забыть.
Надо любить жизнь больше, чем смысл жизни.
Он смотрел на неё, как смотрит человек на сорванный им и завядший цветок, в котором он с трудом узнаёт красоту, за которую он сорвал и погубил его.
Каждая эпоха смягчается в нашем представлении и несколько облагораживается по мере того, как уходит в прошлое.