Одна мечта всё жарче и светлей, одну надежду люди не утратили...
Одна мечта всё жарче и светлей,
Одну надежду люди не утратили —
Что волки превратятся в журавлей
И клином улетят к еб*ени матери!
Одна мечта всё жарче и светлей,
Одну надежду люди не утратили —
Что волки превратятся в журавлей
И клином улетят к еб*ени матери!
Известно, в мире всё лишь суета сует:
Будь весел, не горюй, стоит на этом свет.
Что было, то прошло, что будет — неизвестно, —
Так не тужи о том, чего сегодня нет.
Это моя простая религия. Нет необходимости в храмах; нет необходимости в сложной философии. Наш собственный мозг и наше собственное сердце являются нашим храмом; а философия — это доброта.
Вся сила нравственной совести заключается в осознании сделанного зла.
И кровавое преступление не обнаруживает себя так скоро, как любовь, желающая быть скрытой.
Чем длиннее расстоянья —
Тем больнее расставанья.
Только это не беда,
Ибо зло не навсегда.
Ведь когда любовь пройдёт,
Всё пойдёт наоборот.
Чем длиннее расстоянья —
Тем приятней расставанья.
Вот такая ерунда,
М-да...
Прочёл у некоего грека
(Не то Эвклид, не то Страбон),
Что вреден духу человека
Излишних мыслей вы*бон.
Идея нации есть не то, что она сама думает о себе во времени, но то, что Бог думает о ней в вечности.
Раз я знаю, что ты придёшь, я могу тебя ждать сколько угодно.
О том, что у тебя болит живот,
Больному говори — здоровый не поймёт.
Перемен! — требуют наши сердца.
Перемен! — требуют наши глаза.
В нашем смехе и в наших слезах,
И в пульсации вен:
«Перемен!
Мы ждём перемен!»
Нет того Квазимодо, который не был бы глубоко убеждён, что парой ему может быть только красивая женщина.
В больнице, увидев, что Раневская читает Цицерона, врач заметил:
— Не часто встретишь женщину, читающую Цицерона.
— Да и мужчину, читающего Цицерона, встретишь не часто, — парировала Фаина Георгиевна.