Нас учат любить даже врага своего, но если вы действительно...
Нас учат любить даже врага своего, но если вы действительно человек любви, то где в таком случае вы сможете найти врага?
Нас учат любить даже врага своего, но если вы действительно человек любви, то где в таком случае вы сможете найти врага?
Это самое ужасное рассуждение: если я не могу всего — значит, я ничего не буду делать.
Бедствие даёт повод к мужеству.
Никто ничего не может сказать про вас. Что бы люди ни говорили, они говорят про самих себя.
Торговали — веселились, подсчитали — прослезились.
Близким друзьям, которые её посещали, Раневская иногда предлагала посмотреть на картину, которую она нарисовала. И показывала чистый лист.
— И что же здесь изображено? — интересуются зрители.
— Разве вы не видите? Это же переход евреев через Красное море.
— И где же здесь море?
— Оно уже позади.
— А где евреи?
— Они уже перешли через море.
— Где же тогда египтяне?
— А вот они-то скоро появятся! Ждите!
Человек познаёт сам себя только в той мере, в какой он познаёт мир.
Или как можно короче, или как можно приятнее.
Сторонись негодяев, их социум страшен.
Лишь с достойными дружбы общайся людьми.
Эликсир, в дар от подлого, выплесни с чаши,
Яд из рук мудреца внутрь без страха прими.
Ты — музыка, но звукам музыкальным
Ты внемлешь с непонятною тоской.
Зачем же любишь то, что так печально,
Встречаешь муку радостью такой?
Где тайная причина этой муки?
Не потому ли грустью ты объят,
Что стройно согласованные звуки
Упрёком одиночеству звучат?
Прислушайся, как дружественно струны
Вступают в строй и голос подают, —
Как будто мать, отец и отрок юный
В счастливом единении поют.
Нам говорит согласье струн в концерте,
Что одинокий путь подобен смерти.
У человека нет несчастий кроме тех, которые он сам считает несчастиями.
Доброму человеку бывает стыдно даже перед собакой.
Твоё чудесное произношенье —
Горячий посвист хищных птиц;
Скажу ль: живое впечатленье
Каких-то шёлковых зарниц.
«Что» — голова отяжелела.
«Цо» — это я тебя зову!
И далеко прошелестело:
Я тоже на земле живу.
Пусть говорят: любовь крылата, —
Смерть окрыленнее стократ.
Ещё душа борьбой объята,
А наши губы к ней летят.
И столько воздуха и шёлка,
И ветра в шёпоте твоём,
И, как слепые, ночью долгой
Мы смесь бессолнечную пьём.
Как много разных душ под колесом фатальным
Сгорает в пепел, в прах. А где, скажите, дым?
Нельзя хорошо начальствовать, не научившись повиноваться.