В холодном утреннем свете исполнение твёрдо принятых накануне...
В холодном утреннем свете исполнение твёрдо принятых накануне вечером решений даётся трудновато.
В холодном утреннем свете исполнение твёрдо принятых накануне вечером решений даётся трудновато.
Цветок засохший, безуханный,
Забытый в книге вижу я;
И вот уже мечтою странной
Душа наполнилась моя:
Где цвёл? когда? какой весною?
И долго ль цвёл? и сорван кем,
Чужой, знакомой ли рукою?
И положен сюда зачем?
На память нежного ль свиданья,
Или разлуки роковой,
Иль одинокого гулянья
В тиши полей, в тени лесной?
И жив ли тот, и та жива ли?
И нынче где их уголок?
Или уже они увяли,
Как сей неведомый цветок?
Женщина становится богиней, когда изучает и принимает свою женственность.
Человек — единственное существо, которое потребляет, ничего не производя.
Кто ваши друзья? Они в вас верят? Или сдерживают ваш рост насмешками и неверием? Если ответ на последний вопрос «да», значит, у вас нет друзей. Заведите себе настоящих.
Вода... Я пил её однажды.
Она не утоляет жажды.
Если ты споткнулся и упал, это ещё не значит, что ты идёшь не туда.
Кто девушку ужинает, тот её и танцует.
Высота горы, на которую ты поднялся, определяется глубиной ямы, из которой ты выбрался.
Свобода — это право выбирать,
С душою лишь советуясь о плате,
Что нам любить, за что нам умирать,
На что свою свечу нещадно тратить.
Так изменял, но в мыслях — никогда!
Есть две вещи, которые родители должны дать своим детям: корни и крылья.
Я раньше думал —
книги делаются так:
пришёл поэт,
легко разжал уста,
и сразу запел вдохновенный простак —
пожалуйста!
А оказывается —
прежде чем начнёт петься,
долго ходит, размозолев от брожения,
и тихо барахтается в тине сердца
глупая вобла воображения.
У раздевалки в одесском ресторане тщедушный гражданин робко коснулся руки человека, надевающего пальто:
— Извините меня, — проговорил он. — Вы случайно не Рабинович?
— Нет! — фыркнул тот.
— Понимаете, дело в том, что я Рабинович, а вы сейчас надеваете моё пальто!