Толстой сказал, что смерти нет, а есть любовь и память сердца...
Толстой сказал, что смерти нет, а есть любовь и память сердца. Память сердца так мучительна, лучше бы её не было... Лучше бы память навсегда убить.
Толстой сказал, что смерти нет, а есть любовь и память сердца. Память сердца так мучительна, лучше бы её не было... Лучше бы память навсегда убить.
В цветном разноголосом хороводе,
В мелькании различий и примет
Есть люди, от которых свет исходит,
И люди, поглощающие свет.
В сущности, только собственные основные мысли имеют истинность и жизнь, потому что собственно только их понимаешь вполне и надлежащим образом. Чужие, вычитанные мысли суть остатки чужой трапезы, сброшенные одежды чужого гостя.
Когда любишь, то такое богатство открываешь в себе, столько нежности, ласковости, даже не верится, что так умеешь любить.
Взгляни, сынок, на небосвод.
И ты увидишь Бесконечность.
Все звёзды, все Миры создал Всевышний — Бог.
Она всегда была, она уходит в Вечность.
Весь Высший Мир пронизан красотой,
Там всё в неиссякаемой любви, там всё в гармонии.
Ты помнишь? Тонкие миры мы видели с тобой
И наслаждались музыкой любви — Божественной симфонией.
Мы разную играем в жизни роль,
И каждая из этих жизней — повесть.
Не причиняй, сынок, идущим рядом боль,
Все действия твои пусть измеряет совесть.
Не может человек жить только для себя,
В своих желаниях, поступках он всегда на всех влияет.
Мы на земле большой огромная семья,
А путь широк для тех, кто созидает.
Богатство, сытость не имеют смысла на земле.
Ты помни, что единого Отца мы дети.
Пусть отзовётся боль других в твоей душе,
Чтоб равнодушие не выстроило сети.
Но если тайну Бытия ты распознал,
Раздай с любовью золотые зёрна.
Закон вселенной — всё, что ты отдал,
Воздаст тебе Всевышний и восполнит.
Иди сынок и засевай свои поля,
Чтоб всходы были хороши, просей все зёрна.
Закончится земная жизнь, и урожай созреет для тебя.
Ты только сбереги свой ум от тени чёрной.
Тебе даются знаки от Вселенной,
Ты мимо их, сынок, не проходи.
Они в лучах заката, в буре снежной,
Они от света Утренней Звезды.
Свет радуги тебе всегда напомнит
О Мире Высшем, о Божественной любви.
Ты свято в сердце береги и помни,
Того, кто нас ведёт по трудному пути.
Мы в разных царствах эволюцию проходим.
Ты слышишь? Наступает перехода срок.
Огонь Космический к земле уже подходит,
Эпохи новой движется поток.
И по закону Высших сил и Мироздания
Его остановить ничем нельзя.
И только тот вместит его, чьи мысли и желания
Во благо миру, но не для себя.
Прими энергию миров далёких,
В ней суть всей жизни — тайна Бытия.
Полёт твоих идей будет высоким,
И ты поймёшь в чём миссия твоя.
Твори, сынок, добро и сей его по миру,
Дари свой свет живущим на земле.
Любовь и воля приумножат твои силы,
А я молитву сотворю тебе:
«А чтобы жизнь была большой, красивой, полной,
Чтоб стыдно, больно не было в конце пути!
Есть некая черта, черта, что нам дозволено.
Так ты её, сынок, не перейди!»
Если б я властелином судьбы своей стал —
Я бы всю её заново перелистал
И, безжалостно вычеркнув скорбные строки,
Головою от радости небо достал!
Миллионы людей решили избегать чувствительности. Они стали толстокожими, и только для того, чтобы защититься, чтобы никто не мог причинить им боль. Но цена очень велика. Никто не может причинить им боли, но никто не может и сделать их счастливыми.
Я не знал, что любовь — зараза,
Я не знал, что любовь — чума.
Подошла и прищуренным глазом
Хулигана свела с ума.
У них были такие давние, такие сложившиеся, такие испытанные отношения, что не было никакой необходимости омрачать эту дружбу общением.
Бывает друг, сказал Соломон,
Который больше, чем брат.
Но прежде, чем встретится в жизни он,
Ты ошибёшься стократ.
Девяносто девять в твоей душе
Узрят лишь собственный грех.
И только сотый рядом с тобой
Встанет — один против всех.
Ни обольщением, ни мольбой
Друга не приобрести;
Девяносто девять пойдут за тобой,
Покуда им по пути,
Пока им светит слава твоя,
Твоя удача влечёт.
И только сотый тебя спасти
Бросится в водоворот.
И будут для друга настежь всегда
Твой кошелёк и дом,
И можно ему сказать без стыда,
О чём говорят с трудом.
Девяносто девять станут темнить,
Гадая о барыше.
И только сотый скажет, как есть,
Что у него на душе.
Вы оба знаете, как порой
Слепая верность нужна;
И друг встаёт за тебя горой,
Не спрашивая, чья вина.
Девяносто девять, заслыша гром,
В кусты убечь норовят.
И только сотый пойдёт за тобой
На виселицу — и в ад!
Скромность умерла, когда родилась одежда.
Войти с помощью: