Страшится или любит женский пол — в нём всё без меры, всюду пересол...
Страшится или любит женский пол —
В нём всё без меры, всюду пересол.
Страшится или любит женский пол —
В нём всё без меры, всюду пересол.
Чудеса происходят каждый миг. Ничего другого и не происходит.
Каждый человек для одного бывает хорош, а для другого — плох.
Строки вяжутся в стишок,
Море лижет сушу.
Дети какают в горшок,
А большие — в душу.
Из деревни лучшие люди уходят в город, и потому она падает и будет падать.
Я пошёл со своими часами к Буре, хотел отдать в починку. Буре, заглянув в часы и повертев их в руках, улыбнулся и сказал сладковатым голосом: — Вы, мсье, забыли их завести... Я завёл — и часы опять пошли. Так иногда причину своих бедствий ищешь в мелочах, забыв о главном.
Среди других есть бог упрямства,
И кто служил ему серьёзно,
Тому и время, и пространство
Сдаются рано или поздно.
Писатель находится в ситуации его эпохи: каждое слово имеет отзвук, каждое молчание — тоже.
Дочери Владимира Путина не пойдут на выборы, потому что родителей не выбирают.
Я знаю, с места не сдвинуться
Под тяжестью Виевых век.
О, если бы вдруг откинуться
В какой-то семнадцатый век.
С душистою веткой берёзовой
Под Троицу в церкви стоять,
С боярынею Морозовой
Сладимый медок попивать.
А после на дровнях в сумерки
В навозном снегу тонуть...
Какой сумасшедший Суриков
Мой последний напишет путь?
Если вас поразила красотой какая-нибудь женщина, но вы не можете вспомнить, во что она была одета, — значит, она была одета идеально.
Вместе они любили
сидеть на склоне холма.
Оттуда видны им были
церковь, сады, тюрьма.
Оттуда они видали
заросший травой водоём.
Сбросив в песок сандалии,
сидели они вдвоём.
Веселье подобно блеску молнии, разорвавшей мрачные тучи и сверкнувшей на миг; жизнерадостность — это солнечный свет в душе, наполняющий её ровной и постоянной безмятежностью.
Деньги съедены, а позор остался.
Скажешь человеку, что во Вселенной триста миллиардов звёзд, — он поверит. Скажешь, что скамейка окрашена, — он непременно потрогает!