Я никогда не позволял школе вмешиваться в моё образование...
Я никогда не позволял школе вмешиваться в моё образование.
Я никогда не позволял школе вмешиваться в моё образование.
Я доверяю телу. Оно лучше знает, чего хочет, — лучше головы, в которую Бог знает что взбредёт.
Сегодня я снова пытался вернуть свою девушку. Но с тех пор, как она переехала ко мне, её родители перестали отвечать на звонки.
Не смерть страшна. Страшна бывает жизнь,
Случайная, навязанная жизнь...
В потёмках мне подсунули пустую.
И без борьбы отдам я эту жизнь.
Жена мужу:
— Знаешь, чего я хочу?
— Конечно знаю — всего.
— Это во-первых...
Звалась Soleil ты или Чайной
И чем ещё могла ты быть?..
Но стала столь необычайной,
Что не хочу тебя забыть.
Ты призрачным сияла светом,
Напоминая райский сад,
Быть и Петрарковским сонетом
Могла, и лучшей из сонат.
А те другие — все четыре
Увяли в час, поникли в ночь,
Ты ж просияла в этом мире,
Чтоб мне таинственно помочь.
Ты будешь мне живой укорой
И сном сладчайшим наяву...
Тебя Запретной, Никоторой,
Но Лишней я не назову.
И губы мы в тебе омочим,
А ты мой дом благослови,
Ты как любовь была... Но, впрочем,
Тут дело вовсе не в любви.
Беспокойство неизбежно делает человека доступным, он непроизвольно раскрывается. Тревога заставляет его в отчаянии цепляться за что попало, а зацепившись, он уже обязан истощить либо себя, либо то, за что зацепился.
Из всех воров дураки самые вредные: они одновременно похищают у нас время и настроение.
Большие страдания совсем подавляют меньшие и, наоборот, при отсутствии больших страданий уже самые ничтожные неприятности мучают и расстраивают нас.
Течёт апрель, водой звеня,
Мир залит воздухом и светом;
Мой дом печален без меня,
И мне приятно знать об этом.
Владей своими страстями — или они овладеют тобою.
В жизни — с возрастом — начинаешь понимать силу человека, постоянно думающего. Это огромная сила, покоряющая. Всё гибнет: молодость, обаяние, страсти — всё стареет и разрушается. Мысль не гибнет, и прекрасен человек, который несёт её через жизнь.
Я — уличный паяц. Я — Труффальдино.
Смешнее нет на свете господина!
Да, я дурак, я клоун, я паяц,
Зато смеюсь над всеми не боясь.
И вы платки слезами не мочите,
Чем горше жизнь, тем громче хохочите.
Да, мы живём в грязи, едим не всласть,
Зато мы обхахатываем власть.
И власти разрешают нам смеяться, —
Смеющегося можно не бояться.
Кто хохотом заткнёт голодный рот,
У власти не попросит бутерброд.
Прекрасный облик в зеркале ты видишь,
И, если повторить не поспешишь
Свои черты, природу ты обидишь,
Благословенья женщину лишишь.
Какая смертная не будет рада
Отдать тебе нетронутую новь?
Или бессмертия тебе не надо, —
Так велика к себе твоя любовь?
Для материнских глаз ты — отраженье
Давно промчавшихся апрельских дней.
И ты найдёшь под, старость утешенье
В таких же окнах юности твоей.
Но, ограничив жизнь своей судьбою,
Ты сам умрёшь, и образ твой — с тобою.