Плакала капля воды: Как он далёк, Океан!..
Плакала капля воды: «Как он далёк, Океан!»
Слушая каплю воды, смехом вскипел Океан.
«Разве не все мы с тобой? — капле пропел Океан, —
Малой раздельны чертой», — капле гудел Океан.
Плакала капля воды: «Как он далёк, Океан!»
Слушая каплю воды, смехом вскипел Океан.
«Разве не все мы с тобой? — капле пропел Океан, —
Малой раздельны чертой», — капле гудел Океан.
Дождик льёт — хорошо небосводу.
Светит месяц — ему хорошо.
Нам вернули горячую воду.
Значит, лето на убыль пошло.
На ущерб.
Разлетелось в серебряные дребезги
Зеркало, и в нём — взгляд.
Лебеди мои, лебеди
Сегодня домой летят!
Из облачной выси выпало
Мне прямо на грудь — перо.
Я сегодня во сне рассыпала
Мелкое серебро.
Серебряный клич — звонок.
Серебряно мне — петь!
Мой выкормыш! Лебедёнок!
Хорошо ли тебе лететь?
Пойду и не скажусь
Ни матери, ни сродникам.
Пойду и встану в церкви,
И помолюсь угодникам
О лебеде молоденьком.
Мужик заходит в бар, заказывает стаканчик виски:
— Сколько с меня?
— Три доллара.
Мужик вынимает из кармана три доллара. Один кладёт на стойку перед собой, потом идёт в левый конец стойки, там кладёт второй, затем идёт в правый конец стойки, там кладёт третий. Бармен, тихо матерясь, идёт направо-налево и собирает деньги.
На следующий день опять тот-же мужик приходит, опять заказывает стаканчик виски и снова раскладывает доллары в разные концы стойки. Бармен злится, но за деньгами ходит.
Такая картина повторяется день за днём.
И вот однажды, мужик заказывает виски, берёт стакан, роется в кармане и вытаскивает бумажку в 5 долларов. Бармен быстро эту бумажку берёт и, мстительно улыбаясь, достаёт два доллара сдачи, идёт в левый конец стойки, там кладёт один доллар, потом идёт в правый конец и там кладёт второй. Затем возвращается и злорадно смотрит на мужика.
Мужик флегматично выпивает виски, вытаскивает из кармана доллар, кладёт его перед собой и говорит:
— Возьму, пожалуй, ещё стаканчик.
Зависть — это язва души.
Окроме честности, есть множество отрад:
Ругают здесь, а там благодарят.
Основная причина совершаемых человеком ошибок кроется в постоянной борьбе чувств с разумом.
Величественные натуры страдают от сомнений в собственном величии.
Любовь есть любовь. Вы ищете основания для любви, для того чтобы полюбить. Но настоящая любовь их не ищет, настоящая любовь не требует доказательств.
Зачем жалеешь ты о потере записок Байрона? чорт с ними! Слава Богу, что потеряны… Оставь любопытство толпе и будь заодно с Гением... Мы знаем Байрона довольно. Видели его на троне славы, видели в мучениях великой души, видели в гробе посреди воскресающей Греции. — Охота тебе видеть его на судне. Толпа жадно читает исповеди, записки etc., потому что в подлости своей радуется унижению высокого, слабостям могущего. При открытии всякой мерзости, она в восхищении. Он мал, как мы, он мерзок, как мы! Врёте, подлецы: он и мал, и мерзок — не так, как вы — иначе!
Есть книга, коей каждое слово истолковано, объяснено, проповедано во всех концах земли, применено ко всевозможным обстоятельствам жизни и происшествиям мира; из коей нельзя повторить ни единого выражения, которого не знали бы все наизусть, которое не было бы уже пословицею народов; она не заключает уже для нас ничего неизвестного; но книга сия называется Евангелием, — и такова её вечно-новая прелесть, что если мы, пресыщенные миром или удручённые унынием, случайно откроем её, то уже не в силах противиться её сладкому уверению и погружаемся духом в её божественное красноречие...
Обделался лёгким испугом.
Живопись — это поэзия, которую видят, а поэзия — это живопись, которую чувствуют.
Если странствующий не встретит подобного себе или лучшего, пусть он укрепится в одиночестве: с глупцом не бывает дружбы.
Мир не был бы сотворён, если б его Творец думал, как бы не причинить кому-нибудь беспокойства.