Как бы ловко ни был сшит плащ тщеславия, он никогда...
Как бы ловко ни был сшит плащ тщеславия, он никогда не прикрывает совершенно ничтожности.
Как бы ловко ни был сшит плащ тщеславия, он никогда не прикрывает совершенно ничтожности.
Бессознательное не знает слова «нет». Бессознательное не может ничего другого, как только желать.
Мои слова, я думаю, умрут,
и время улыбнётся, торжествуя,
сопроводив мой безотрадный труд
в соседнюю природу неживую.
В былом, в грядущем, в тайнах бытия,
в пространстве том, где рыщут астронавты,
в морях бескрайних — в целом мире я
не вижу для себя уж лестной правды.
Поэта долг — пытаться единить
края разрыва меж душой и телом.
Талант — игла. И только голос — нить.
И только смерть всему шитью — пределом.
Фигурки — ты да я, а небеса — игрок;
И в этом истина, таков наш общий рок.
Вот коврик Бытия; зевак позабавляем,
А отплясал своё, и снова в сундучок.
Никто меня ничему не учил. Я всегда училась сама, совсем одна.
Сила речи состоит в умении выразить многое в немногих словах.
Жизнью управляет не мудрость, а везение.
Бывает ли женщина в жизни хоть раз неправа?
Безумству вопроса нам следует лишь подивиться.
Спросивший такое не просто болван-голова,
Но хуже гораздо: практически самоубийца!
Наши недостатки растут на одной почве с нашими достоинствами, и трудно вырвать одни, пощадив другие.
Поистине всегда там, где недостаёт разумных доводов, их заменяет крик.
Мудрёно пишут только о том, чего не понимают.
Когда для смертного умолкнет шумный день,
И на немые стогны града
Полупрозрачная наляжет ночи тень
И сон, дневных трудов награда,
В то время для меня влачатся в тишине
Часы томительного бденья:
В бездействии ночном живей горят во мне
Змеи сердечной угрызенья;
Мечты кипят; в уме, подавленном тоской,
Теснится тяжких дум избыток;
Воспоминание безмолвно предо мной
Свой длинный развивает свиток;
И с отвращением читая жизнь мою,
Я трепещу и проклинаю,
И горько жалуюсь, и горько слёзы лью,
Но строк печальных не смываю.
Баба с возу — кобыле легче.