Встарь совершали великие дела малыми средствами, а ныне — делают наоборот...
Встарь совершали великие дела малыми средствами, а ныне — делают наоборот.
Встарь совершали великие дела малыми средствами, а ныне — делают наоборот.
Спасибо, уберите офигевших...
Да, в мелких чувствах можно вновь и вновь
Встречать, терять и снова возвращаться,
Но если вдруг вам выпала любовь,
Привыкнуть к ней — как обесцветить кровь
Иль до копейки разом проиграться!
Прекрасное — это символ морального добра.
У меня непритязательный вкус. Мне вполне достаточно самого лучшего.
Как и жить мне с этой обузой,
А еще называют Музой,
Говорят: «Ты с ней на лугу...»
Говорят: «Божественный лепет...»
Жестче, чем лихорадка, оттреплет,
И опять весь год ни гу-гу.
«Мы из глины, — сказали мне губы кувшина, —
Но в нас билась кровь цветом ярче рубина...
Твой черёд впереди. Участь смертных едина.
Всё, что живо сейчас — завтра: пепел и глина.»
Человек любит поговорить о своих болезнях, а между тем это самое неинтересное в его жизни.
Сказать два слова повели,
И сокровенной тайне ты внемли:
Тебя любя — сойду в сырую землю,
Тебя любя — я встану из земли!
Вон из Москвы! сюда я больше не ездок.
Бегу, не оглянусь, пойду искать по свету,
Где оскорблённому есть чувству уголок!..
Карету мне, карету!
Не плюй в колодец, вылетит, не поймаешь.
Когда двое поступают одинаково — получается всё-таки не одно и то же.
Писатель находится в ситуации его эпохи: каждое слово имеет отзвук, каждое молчание — тоже.
Перед тем как приступить к чтению книг, давайте попытаемся прочитать самих себя.
В Москве можно выйти на улицу одетой, как бог даст, и никто не обратит внимания. В Одессе мои ситцевые платья вызывают повальное недоумение — это обсуждают в парикмахерских, зубных амбулаториях, трамвае, частных домах. Всех огорчает моя чудовищная «скупость» — ибо в бедность никто не верит.