Сколько бы мудрых слов ты ни прочёл, сколько бы ни произнёс...
Сколько бы мудрых слов ты ни прочёл, сколько бы ни произнёс, какой тебе от них толк, коль ты не применяешь их на деле?
Сколько бы мудрых слов ты ни прочёл, сколько бы ни произнёс, какой тебе от них толк, коль ты не применяешь их на деле?
Железо закаляется в холодной воде, чтобы засиять в пламени.
Каждый живой, каждый настоящий — вселенски, безобразно одинок. Только косоротая чернь бывает «вместе».
Только музыка имеет силу формировать характер... При помощи музыки можно научить себя развивать правильные чувства.
Критика необходима, хоть её и сложно принимать. Она выполняет те же функции, что и боль в теле человека: помогает понять, когда что-то идёт не так.
За то, что один испытал наслаждение, другой должен жить, страдать и умереть.
Я жила со многими театрами, но так и не получила удовольствия.
Одиночество — прекрасная вещь; но ведь необходимо, чтобы кто-то вам сказал, что одиночество — прекрасная вещь.
Умная ложь лучше глупой правды.
Только русский человек, перебегая дорогу на красный свет, может быть сбит встречным пешеходом.
Утром я составляю планы, а днём делаю глупости.
Приходит еврей в общую баню, а чтобы никто не понял, что он еврей — одел крестик на шею. Все на него таращатся — то на крест, то ниже... Тут один не выдерживает, и говорит: «Вы, или крестик снимите, или трусы наденьте».
Люди мелкого ума чувствительны к мелким обидам; люди большого ума всё замечают и ни на что не обижаются.
Учиться и не размышлять — занятие пустое, а размышлять и не учиться — занятие опасное.
Все ушли, и никто не вернулся,
Только, верный обету любви,
Мой последний, лишь ты оглянулся,
Чтоб увидеть всё небо в крови.
Дом был проклят, и проклято дело,
Тщетно песня звенела нежней,
И глаза я поднять не посмела
Перед страшной судьбою моей.
Осквернили пречистое слово,
Растоптали священный глагол,
Чтоб с сиделками тридцать седьмого
Мыла я окровавленный пол.
Разлучили с единственным сыном,
В казематах пытали друзей,
Окружили невидимым тыном
Крепко слаженной слежки своей.
Наградили меня немотою,
На весь мир окаянно кляня,
Обкормили меня клеветою,
Опоили отравой меня
И, до самого края доведши,
Почему-то оставили там.
Любо мне, городской сумасшедшей,
По предсмертным бродить площадям.